Воспоминания о Максимилиане Волошине - Страница 103

103

Таковы были три мои друга того времени. Четвертый выглядел более обычно и редко показывался с нами на улице; он не любил быть посмешищем и находил нас слишком эксцентричными. Этот человек - Борис Савинков - был легендарной фигурой и играл в свое время заметную роль. Он был хорошо известен в России, и его слава дошла до Парижа. В гостиных его рекомендовали как человека, "который убил великого князя Михаила"; женщины из общества бывали потрясены и бегали за ним. Мы любили его, и, хотя он и Эренбург часто ссорились из-за политики, они очень уважали друг друга.

Борис Савинков был среднего роста, прямой и стройный; его лицо было вытянутым и узким, а голова почти лысой. Легкие морщинки вокруг глаз уходили к вискам, как у казанских татар. Прямой нос, тонкие губы. Когда он говорил, глаза щурились еще больше, оставляя его испытующему ироническому взгляду только щелку меж век, почти лишенных ресниц. Говоря, он слегка кривил рот, показывая желтые зубы завзятого курильщика. Он не носил ни усов, ни бороды, одевался очень корректно и всегда надевал черный котелок. В "Ротонде" и всюду его звали "человек в котелке". Большой зонтик, другой неразлучный компаньон, обычно свешивался с его левой руки.

Однажды, когда я взяла четырех моих друзей повидать Цадкина в его новой студии, набитой замечательными картинами, Савинков заявил, что, по его мнению, сам художник менее интересен, чем его творчество. "Он буффон, ваш Цадкин. Почему он строит клоуна?" Цадкину же Савинков показался очень интересным как личность, но: "Почему он ведет себя так важно, когда все кончено для него в России?"

Я не припомню деталей бесед об искусстве, которые мы вели в c[afe] "Cupole", но помню отчетливо, что Савинков, который придерживался самых крайних политических взглядов, был весьма консервативен в отношении эстетики. Меня свел с ним Волошин, который весьма им восхищался. Он сказал мне однажды: "Маревна, я хочу представить тебе легендарного героя. Я знаю, ты питаешь интерес к экстраординарному и сверхчеловеческому. Этот человек олицетворение всяческой красоты, ты страстно его полюбишь".

Сначала Савинков мне совсем не понравился, но из-за его манер и стиля разговора его нельзя было не заметить. Я снова увидела его затем в "Ротонде" и в c[afe] "Cupole", несколько раз в его собственной квартире и три или четыре раза в моей студии, куда он пришел читать мне из тома его избранных произведений "Конь блед". Он произвел на меня впечатление одинокого, отрешенного и гордого человека.

Мои друзья никогда не старались приобщить меня к своим политическим интересам и вовлекали только в их интеллектуальную и артистическую жизнь. Я никогда не позволяла ни одной партии закогтить меня. Отдаваясь политике, необходимо посвятить этому все время: мое было мне нужно для живописи и для борьбы за жизнь. ...

... Знакомство со всеми этими людьми в Париже и на Капри развивало мою индивидуальность. Я выросла и возмужала, у меня сформировалась личная точка зрения. ...

Пришел день, когда я должна была возвращаться из Испании в Биарриц 6. У меня кончились деньги, и, кроме того, я начала скучать по Парижу. Париж означал работу и двух-трех друзей, отсутствие которых я чувствовала в этом раю. Так что однажды вечером, не предупредив, я влезла на стену, окружавшую виллу "Les Mouettes" в Биаррице, проникла в комнату Макса через окно и спряталась под кровать вместе со своим чемоданчиком. Ждать пришлось долго, и я зажгла одну из тех знаменитых испанских сигар, которые мне дал хозяин гостиницы в Пасахес. Через полчаса послышались шаги Волошина: дверь отворилась, и он громко принюхался. А надо сказать, что Волошин никогда не курил: он был астматик и ненавидел запах табака.

- Должно быть, в комнате дьявол, рассыпающий свою мерзкую серу. Изыди, дьявол! Изыди, или я принесу кипяток и веник!

Он прошел в комнату и огляделся: обнаружить сигарный дым, идущий из-под кровати, было нетрудно.

- Маревна! Ты провоняла мою постель, и я не смогу спать! Выходи оттуда и расскажи обо всем.

Я высунула голову и расхохоталась, взглянув на Волошина, очень красного, почти задохнувшегося от табака и все-таки счастливого от того, что он снова видит меня.

- Я надеюсь, ты не притащила с собой целую табачную лавку? - прокашлял он, увидя меня вылезающей на четвереньках вместе с моим чемоданчиком.

Мое двухнедельное отсутствие изгладило наши последние споры, несогласия и пререкания, ибо характер у него был отнюдь не сговорчивый, он был подозрителен и любил поддразнивать.

Я рассказала ему о моих приключениях.

- А я надеялся на чудо: что испанцы найдут способ утихомирить тебя. Но я отлично знаю, что с твоим несносным характером это невозможно. Кто захочет держать этакую маленькую ведьму?

Волошин поделился со мной новостями: в Биарриц появился священник, бежавший из Бельгии, с ужасающими рассказами о войне, ожидаются в городке и другие беженцы...

В конце разговора я сообщила ему о своем решении вернуться в Париж: здесь моя работа совсем не двигалась.

- Подожди немного, - ответил он. - Никто тебя не гонит, и ты со мной.

Но я не могла остаться надолго, и, наконец, однажды Макс проводил меня на вокзал.

- Что за странная девушка, право! - сказал он. - Здесь ты живешь в роскоши. Обеспечена всяческим комфортом, под рукой отличная библиотека все, включая верного друга. А ты бежишь, как будто за тобой гонятся!

- Возможно, так оно и есть, - отвечала я.

- Кто же это?.. Во всяком случае, не я. Ты можешь вести себя, как сочтешь нужным. Пока ты во мне не нуждаешься, я шагу не сделаю к тебе. Ты знаешь, как я тебя люблю, но я никогда не стану тебя преследовать. Остерегайся других, если так дорожишь своей свободой... Пиши и давай знать, в чем будешь нуждаться в Париже, не сиди без денег. Как только я вернусь, я подумаю, как тебе помочь в твоей работе...

103